9 hours ago
4
Почему президент США Дональд Трамп, сам того не желая, стимулирует процессы децентрализации по всему миру, какую роль в национальных экономиках будут играть криптовалютные резервы, и придем ли мы к «государству как услуге»?
Об этом и многом другом в интервью FLMonthly рассказал политолог Станислав Белковский.
«Естественная реакция на демократию»
ForkLog: Вы часто говорите, что эпоха вертикально организованных политических структур подходит к концу. Что дает вам почву для этого утверждения?
Станислав Белковский: Я бы сказал иначе: завершается эпоха тотального господства иерархических структур. Они сохранятся, но уже не будут так важны, как прежде, и значительную часть своей власти передадут децентрализованным сетевым структурам.
Помимо интуиции, которой я в таких вопросах доверяю, заметно, что сетевые структуры набирают силу, а иерархические сталкиваются с растущими трудностями, прежде всего с кризисом идентичности их участников. Вот даже война, которая идет последние 10–11 лет, показывает: желающих умирать за государство становится меньше. Это серьезно влияет на ход событий. Сегодня государственная принадлежность остается важной частью идентичности человека, но не в той степени, что раньше. Появляются элементы сетевой идентичности.
Наблюдая за историческим процессом, можно заметить, что он движется не по кругу, а по спирали. Циклическая модель больше свойственна восточным цивилизациям, а у христианской цивилизации все устроено по принципу поступательного развития. Но на самом деле истина где-то посередине — в диалектическом сочетании этих подходов. Каждое мгновение приносит что-то новое, но в нем же воспроизводится прошлое — не в точности, а на новом уровне.
На протяжении истории существовали и иерархические, и сетевые структуры. Государство — предельное выражение иерархии, а церковь — предельное выражение сетевой структуры, поскольку ее основа — глобальная идентичность. Человек, принадлежащий к церкви, не привязан к территории и бюрократии. Другое дело, что многие церкви сами превратились в государства, как Ватикан, или стали их придатками, как православные церкви Востока, следуя византийской традиции, унаследованной Россией. Но в целом религиозный мир остается сетевым.
Сетевые структуры сегодня преобладают во многих религиях — в протестантских конфессиях, в исламе, в иудаизме, в восточных духовных традициях. Иерархические формы в религии теряют влияние, потому что людям становится непонятно, зачем они вообще нужны. Это же касается и государств: человек стремится перемещаться поверх границ, вне зависимости от властных структур. Технологическая революция только усиливает эту тенденцию.
Разумеется, иерархические структуры не исчезнут, потому что история не знает конфликтов с нулевой суммой. Участники конфликта могут думать, что играют в игру, где кто-то обязательно проиграет, но в долгосрочной перспективе оказывается иначе. Наполеон мог выглядеть победителем, но потом неожиданно начал терпеть поражения. Человек, умерший в 1807 году, так и не узнал бы, что он в итоге проиграл.
Как говорил Гераклит, «война — отец всех вещей». Поэтому, чтобы развитие продолжалось, должны существовать и иерархические, и сетевые структуры. Но их соотношение изменится — сетевые структуры станут гораздо значимее. Наряду с традиционными государствами, привязанными к территории, возникнут сетевые государства без территорий.
ForkLog: Пока что у нас существуют территории без государств.
Станислав Белковский: Конечно. Если мы исходим из полицивилизационной модели мира, то понимаем, что человечество не едино, и единая система управления им невозможна — Вавилонскую башню построить нельзя.
Возьмем, к примеру, Африку. Возможно, там государство вообще было не нужно. Африканцы жили в рамках родоплеменных структур, пока европейские колонизаторы не навязали им модель национального государства, искусственно проведя границы. Эти государства часто оказываются нежизнеспособными. Возможно, без них Африка была бы куда более стабильной. Но Запад пытался сделать ее похожей на Европу. Если отбросить эту амбицию, все могло бы сложиться иначе.
ForkLog: Разговоры о децентрализации активно шли еще в 1960-е. Философская мысль тогда загорелась этой идеей, многие говорили, что скоро наступит эпоха ризомы: все размоется, структуры исчезнут, а мир станет сетью узлов. Но то, что мы наблюдаем сегодня, больше похоже на реванш иерархии. В политике усиливается роль «стронгменов» — лидеров, чья власть строится не на институтах, а на личной лояльности, харизме. Это и Си, и Путин, и Трамп, и Орбан, и Эрдоган, и Моди. Не противоречит ли это вашей интуиции о росте децентрализации?
Станислав Белковский: Нет, не противоречит. Современное понимание децентрализации не вполне совпадает с тем, что обсуждалось в 1960-е. Тогда концепция ризомы появилась в контексте постмодернизма, который в целом отрицал иерархическую природу человека, его подчиненность Богу. Все это происходило на фоне идей о «смерти Бога», «смерти субъекта» и тому подобных вещей, которые, на мой взгляд, уже исчерпаны.
Я уже говорил: не может быть тотально сетевой структуры. Как минимум иерархия «человек — Бог» всегда остается. Иерархичность заложена в самой природе человека, он не может от нее избавиться. Вопрос не в том, исчезнет ли иерархия, а в изменении баланса между ней и сетевыми структурами.
Децентрализация не означает хаос или анархию. Она означает, что децентрализованные структуры впервые в истории получат реальную легитимность. Посмотрите на децентрализованные финансы — они уже приходят на смену традиционной банковской системе. Когда-то банки были рыночными агентами, а сегодня превратились в инструмент контроля за движением денег, в придаток полицейского аппарата государства. Их главная функция уже не финансирование и не работа с капиталом, а надзор. Децентрализованные технологии меняют это, и запущенный ими процесс уже необратим.
Логика полицейской машины такова, что она никогда не спасает государство, а лишь откладывает его распад. В критический момент она оказывается недееспособной — как это было с Советским Союзом. Полицейская система может заморозить процесс, но она остается лишь инструментом, а не субъектом управления.
Возвышение харизматических лидеров в разных странах — естественная реакция на демократию. Демократия неизбежно ведет к усреднению, к продвижению посредственностей на ключевые посты. Хорошо это или плохо — вопрос отдельный, ведь большое человеческое эго в истории часто оказывалось разрушительным. Оно прекрасно работает там, где не может нанести большого вреда, например, в искусстве. Если бы посредственности расписывали плафон Сикстинской капеллы вместо Микеланджело, результат был бы совсем иным.
Но в политике и государственном управлении гипертрофированное эго приводит к масштабным свершениям, которые зачастую теряют смысл из-за тех же личных амбиций. Здесь действует принцип, который Гегель называл «хитрость разума»: политик преследует одни цели, но в итоге достигает совершенно другого результата.
Трамп, например. Конечно, его эго — это порождение прошлого. В конечном счете это его и погубит, он не сможет остаться у власти в США навсегда, хотя хочет этого.
Но вот парадокс: Трамп объективно способствует развитию децентрализованных структур. В глобальной политике он ослабляет роль США, хотя сам этого не хочет. Внутри страны он разрушает иерархическое государство, хаотизируя систему своей борьбой с «глубинным государством».
Если бы у него спросили: «Дорогой Дональд, Ваше Величество, вы этого хотите?» — он бы ответил: «Нет, я укрепляю государство». На самом деле, разгоняя традиционную бюрократию и набирая на ключевые посты фриков, он ослабляет иерархические институты — и это объективный процесс, соответствующий глобальному тренду.
Кроме того, он стимулирует развитие децентрализованных финансов, включая криптовалюты и искусственный интеллект. Если бы он проиграл выборы, а к власти пришла, например, Камала Харрис, государственные институты укрепились бы, а регулирование децентрализованных систем усилилось бы вплоть до полного их паралича. Но исторический вектор идет в другом направлении.
В этом смысле лидеры вроде Путина или Орбана сами способствуют ослаблению традиционной государственности. Возьмем, например, Венгрию. Сейчас там уже две страны — одна «орбанизированная», другая — ее антипод. На одной территории этим группам становится все труднее сосуществовать, потому что Орбан не собирается уходить, а те, кому его курс категорически не подходит, не хотят жить в условиях «орбанизации».
Что делают эти люди? Они либо физически покидают страну, либо остаются, но полностью избавляют себя от главного — психологической зависимости от государства. Они переключаются на сетевые структуры, выходят за рамки национальных юрисдикций.
Совсем недавно мы жили в американоцентричной системе, где Вашингтон был глобальным центром принятия решений. Но благодаря усилиям всех этих «мощных парней» мировая иерархия рушится.
ForkLog: Это напоминает своего рода цифровое «делюкс-издание» Средневековья, где есть сильные феодалы, которые железной рукой правят своими владениями, а рядом существуют независимые города вроде Ганзейского союза — для тех, кто не хочет подчиняться феодалу, потому что их идентичность с этим не совпадает.
Станислав Белковский: Да, человечество развивается по спирали. Мы всегда можем найти в прошлом модели, которые внезапно проявляются в настоящем, но уже на новом уровне — историческом и технологическом. Так что ваша метафора вполне уместна.
Но здесь важен еще один момент — идентичность. Почему мы сравниваем себя со Средневековьем? Я предвижу новый виток религиозного возрождения.
Во-первых, потому что человек изначально религиозен. Каждый рождается с определенной религиозной идентичностью. Другое дело, что под влиянием семьи, общества, государства он может подавлять ее, трансформировать, неправильно понимать. Но когда человек выходит из-под власти иерархических структур — а это один из ключевых трендов современности — он заново начинает нуждаться в религиозной идентичности как в фундаментальном критерии цивилизационной принадлежности.
Когда ослабли церкви как сетевые структуры, начали укрепляться централизованные государства. Теперь же ослабление государств ведет к обратному процессу — росту значимости религиозной идентичности.
ForkLog: Мы видим, что идеологии перестали мобилизовывать людей. Мы больше не наблюдаем серьезных движений, как в начале XX века — ни марксистских, ни анархистских, ни фашистских — которые могли бы вывести людей на улицы в борьбе за свою идентичность. Что происходит с идеологией в этом децентрализующемся мире?
Станислав Белковский: К концу XIX века эпоха Просвещения практически убила традиционные религии. Человек окончательно утвердился в мысли, что это не Бог создал человека, а человек создал Бога. Но инстинкт религиозности никуда не делся. Значит, на смену старым религиям должны были прийти новые.
Марксизм стал такой религией. Фрейдизм стал такой религией. Ницшеанство — тоже. Если смотреть с европейской точки зрения, можно сказать, что марксизм, фрейдизм и ницшеанство образуют диалектическую триаду, которая заменила старые религии.
Марксизм в этом смысле — чистая эсхатология, обещание Царства Божьего на Земле. Он объясняет, как оно наступит, — через историческую предопределенность. Господа Бога там нет, но есть некие высшие силы, похожие на судьбу из античных языческих культов. Фрейдизм привязал все к сексуальности. Хотя к концу жизни сам Фрейд вдруг понял, что смерть не менее важна, чем секс, и стал искать баланс между Эросом и Танатосом. Ницшеанство дало нам сверхчеловека — вместо Бога. По Достоевскому, это человек-Бог вместо Бога-человека. То, чем сегодня занимается Трамп, — это фактически культивирование религии сверхчеловека, хоть и в ограниченном формате. Он считает, что становится все сильнее, но на самом деле ослабляет сам себя. Как мы уже обсуждали, такие люди на самом деле уменьшают свое влияние, а не увеличивают, хотя им пока кажется, что они становятся крепче. Эти новые религии вовлекали людей, давали им идентичность. Потом пришло государство и сказало: «Давайте религией станет государство. Люди должны умирать за государство».
Я считаю, что поиск идентичности — один из важнейших человеческих инстинктов. Ничто так не парализует человека, как кризис идентичности, когда индивид не понимает, кто он. Каждый человек — сознательно или бессознательно — ищет на это ответ. И за этим следует второй, подчиненный вопрос: «Где я?».
Это не только география. Это вопрос принадлежности к сетевой структуре. Сегодня человек может находиться где угодно, но его идентичность определяется тем, в какую сеть он включен.
Вот почему так важна модель церкви. Не обязательно в религиозном смысле — но как структура, которая позволяет идентифицировать себя вне национальных границ.
Отсюда же и пафосные фразы типа: «Жить надо ради того, ради чего ты готов умереть». Хотя пафос мне чужд и вообще стремление к смерти мне неприятно, но в рамках механизма деконструкции эта мысль правдива. Но в любом случае идентичность — ключевая часть этого уравнения.
Она всегда балансирует между индивидуальной уникальностью человека и неизбежными параметрами пространства и времени.
Мы с вами живем в XXI веке, а не в XVI. Если бы мы жили тогда, с нами происходило бы совсем другое. Строки Александра Кушнера «Времена не выбирают, / В них живут и умирают» — они совершенно точны.
Сегодня идентичность все больше формируется по новым разделительным линиям.
Возьмем исламский мир — еще недавно его в нынешнем виде просто не существовало. Был панарабский социализм, но он исчез, и на его месте возникла исламизация.
Если Европа хочет двигаться вперед, а не исчезнуть, она неизбежно вернется к своей христианской идентичности — на новом уровне.
И самое любопытное, что Трамп, Маск и им подобные, сами того не желая, этому способствуют. Хотя они лично далеки от религии, их действия объективно расширяют пространство для возвращения христианской идентичности в новую эпоху.
«Роль фиатных валют будет уменьшаться»
ForkLog: Думаю, многие после прихода этого дуэта к власти перечитали Апокалипсис. Там нам обещают, что у Антихриста будет пророк, который низводит огонь с небес на землю. Это, конечно, напоминает нам космические опыты Маска.
Станислав Белковский: Да, вот, например, недавний ролик о секторе Газа, где в центре стоит золотая статуя Трампа, идеально ложится в этот образ. В какой-то степени именно через такие вещи христианская идентичность и будет возрождаться.
ForkLog: Сейчас несколько государств заговорили о биткоин-резервах. То есть структура, которая задумывалась как инструмент для переворота всей финансовой системы, вдруг начинает интегрироваться в национальные экономики. Что вы думаете об этом процессе?
Станислав Белковский: Биткоин и криптовалюты от этого не становятся инструментами национальных государств. Они как были децентрализованными, так и остаются. Вот если бы мир пошел по пути создания цифровых валют, тогда да — можно было бы говорить, что новые финансовые технологии апроприируются старыми иерархическими системами.
Но мы видим обратную логику: это государства поддерживают собой децентрализованные финансы. Отлично. От этого финансы становятся еще более децентрализованными.
Роль фиатных валют и старой банковской системы будет уменьшаться.
Конечно, это не значит, что иерархические структуры исчезнут полностью. Мы все равно будем жить в мире баланса — просто доля сетевых структур станет гораздо больше.
Если раньше было 100 к 1 в пользу иерархии, то теперь это может стать 50 на 50. США, например, формируют биткоин-резервы. Это делает их эмитентами биткоина? Нет, конечно. Это просто значит, что они своими иерархическими ресурсами подпитывают децентрализованную систему. Ну, молодцы.
ForkLog: Вообще, успех биткоина как первой децентрализованной валюты и финансовой системы вдохновил многих техноутопистов. Они считают, что блокчейн станет инфраструктурой для новых сетевых государств.
Станислав Белковский: Да, и я думаю, что появятся и другие технологии, связанные с этой идеей. Этот процесс развивается стремительно. Мем-коины, NFT — все это в тренде, потому что они позволяют человеку капитализировать себя, минуя иерархические структуры.
ForkLog: Баладжи Сринивасан в манифесте The Network State говорит о создании сетевых государств, которые, по его мнению, должны формироваться вокруг некой этической максимы, объединяющей их участников. Он называет это One Commandment — «Единая Заповедь». Простая этическая идея, которая сплачивает сообщество единомышленников. Затем это комьюнити может физически закрепиться на определенной территории, которая им удобна.
Станислав Белковский: Мне это очень интересно. Но, согласитесь, этот человек говорит ровно о том же, о чем и я. Он говорит о сетевом государстве, в основе которой лежит что? Религия. Этическая максима — это основа религии, ее суть. Конечно, религии бывают разные, с разными подходами к трансцендентному и имманентному, но в основе их всегда лежит этическое ядро. Фактически этот уважаемый автор говорит о религиозной идентичности как фундаменте сетевого государства.
ForkLog: Возможно, эти структуры уже существуют. Международные корпорации в их нынешнем виде — это уже полноценные сетевые государства. Принадлежность к Google, например, зачастую важнее, чем принадлежность к конкретной юрисдикции.
Станислав Белковский: Совершенно верно. Но с одной оговоркой — корпорации все же остаются иерархическими структурами, как и традиционные государства. Они не являются децентрализованными.
ForkLog: Может быть, это просто попытка нового технократического хай-тек-класса создать для себя идеологию, которая возвысит их над всеми остальными?
Станислав Белковский: Такие попытки были, есть и будут.
Например, можно вспомнить американских технократов 1930-х годов. Тогда группа идеологов сформулировала модель, в которой власть должна принадлежать не политикам, а инженерам и технократам.
Они считали, что реализовать подобный проект можно в Северной Америке, так как этот регион замкнут и обладает всеми необходимыми ресурсами, особенно энергетическими.
Отсюда же растут и идеи Трампа о Гренландии и Канаде. Он хочет создать замкнутую технократическую зону. Гренландию, я думаю, он мог бы получить довольно легко, если бы не переключился на другие темы. Канаду — нет, но сам замысел ясен.
ForkLog: Но вы считаете, что технократы не могут управлять миром?
Станислав Белковский: Нет, не могут. Миром должны управлять дилетанты, а не технократы.
Все человечество можно условно разделить на два типа людей — профессионалов и дилетантов.
Профессионал — это человек, который глубоко разбирается в одной узкой области. Дилетант — это тот, кто мыслит междисциплинарно, знает понемногу обо всем.
Политика — дело дилетантов.
Как только технократ приходит к власти, он начинает видеть мир через свою специализацию, и вся система управления перекошена в эту сторону. А остальные аспекты жизни просто игнорируются.
Поэтому я не вижу, чтобы такая утопия могла быть успешной. Но, как мы знаем, история полна иронии. Если технократы разрушат старые европейские государства — мы это только приветствуем. Это соответствует глобальному тренду. Да, и, кстати, про Маска тоже говорят, что его проекты — это борьба за дешевую энергию, что совершенно верно. Потому что мир должен перейти от состояния, когда условия диктуют поставщики энергии, к состоянию, когда главным фактором становятся потребители.
Развитие децентрализованных структур, искусственного интеллекта, новых технологий — все это даже в контексте технократической утопии будет способствовать удешевлению энергии.
ForkLog: Сейчас появилось интересное явление — государство как инфраструктура. Никого особо не волнует дубайская политика, но там очень удобно вести дела. Посреди пустыни, в невыносимом климате государство предоставляет активным людям площадку для их деятельности. Вы думаете, этот тренд продолжится?
Станислав Белковский: Разумеется.
Это идеальная модель взаимоотношений государства и человека в наступающую эпоху. Любая территория становится просто платформой для реализации сетевой идентичности, без привязки к государственным институтам.
Главное, что от меня не требуют быть патриотом этого государства и умирать за него. Это важнейшая характеристика новой эпохи.
ForkLog: То есть в будущем мы увидим государство как сервис, гражданство по подписке?
Станислав Белковский: Государственный патриотизм сохранится, как и готовность некоторых людей умирать за свое государство. Просто всего этого станет качественно меньше, а сетевого патриотизма и гражданства по подписке — больше.
Но, как я уже говорил, с точки зрения диалектики одно начало не может полностью исчезнуть.
ForkLog: А как в этой структуре будет поставлен вопрос социальной справедливости? Не получится ли так, что у нас появятся высокотехнологичные города для супербогатых, управляемые искусственным интеллектом, а обеспечивать их будут сотни тысяч бесправных мигрантов, как это происходит в тех же ОАЭ?
Станислав Белковский: Но ведь и сетевая справедливость тоже возможна, не так ли? Решение этого вопроса будет не за иерархической бюрократией, а за сетевыми структурами. В рамках таких структур богатые должны платить налоги, но не в государственные бюджеты, а в сетевые системы перераспределения. Вообще, неограниченное богатство одних за счет других во многом держится на неизменных иерархиях и доступе к ресурсам традиционных государств. А в сетевых структурах стать богатым или объединить ресурсы гораздо проще. Там все более динамично.
Поэтому, если использовать термин из The Network State, эти сетевые государства должны предусмотреть механизмы социальной справедливости.
Я не вижу в этом проблемы. В любой социальной системе должна быть предусмотрена компенсация за дефицит возможностей.
ForkLog: А есть какая-то разница между сетевым государством и диаспорой?
Станислав Белковский: Разницы почти никакой. Диаспора и есть сетевая структура. Что такое диаспора? В пределе — это церковь. Идеальный пример — еврейская диаспора, которая строилась на религии, на иудаизме. Когда иудаизм ослабевал, евреи ассимилировались и переставали быть евреями. Но именно поэтому еврейская идентичность не исчезла полностью.
Мета-Россия и Метароссия
ForkLog: У вас и самого был проект Мета-России. Что с ним сейчас?
Станислав Белковский: Что касается Мета-России, я прилагаю усилия, чтобы этот проект сдвинуть с мертвой точки.
Но главная проблема — колоссальная атомизация русских людей. Для русского человека его русская идентичность — не преимущество, а скорее недостаток. Многие хотят перестать быть русскими. Я предпринимал несколько попыток собрать коллективы вокруг Мета-России, но каждый раз все упиралось в один вопрос: как создать сообщество русских, если они не хотят быть русскими?
Евреи хотели остаться евреями — и остались.
А русские не хотят оставаться русскими. Пока этот тренд не удастся переломить.
ForkLog: Петербургский философ Михаил Куртов независимо от вас сформулировал концепцию Метароссии. Он считает, что основной задачей ее должна стать борьба с «репрессиями воображения».
Станислав Белковский: Абсолютно верно.
Воображение — ключевая функция человека. Воображаемый мир так же реален, как и невоображаемый.
ForkLog: Биткоин — яркий пример. Достаточно, чтобы группа людей вообразила его всерьез — и он стал реальной финансовой инфраструктурой.
Станислав Белковский: Разумеется. Как христианин я могу сказать, что все, что человек воображает, уже существует. Воображение — это инструмент коммуникации с глобальным резервуаром знаний, который был сформирован еще до появления человечества.
English (US) ·